Арабская весна получает перезагрузку в Азии
Новый визуальный язык сопротивления создается на обширной дуге Южной и Юго-Восточной Азии, транслируясь в прямом эфире для глобальной аудитории.
Устоявшиеся образы — это не образы профессиональных революционеров, а обычных молодых людей, доведенных до предела. Это протестующие, лежащие на кровати под балдахином бегущего президента Шри-Ланки, ликующие толпы, разграбляющие резиденцию премьер-министра Бангладеш, подожженное здание парламента в Непале. Это глубоко эмоциональный язык восстания для представителей поколения Z, которым уже нечего терять.
В Бангладеш в прошлом году, в Шри-Ланке в 2022-м и всего несколько недель назад в Индонезии и Непале недовольные молодые азиаты свергли или поколебали правящие режимы. То, что это происходит так широко, не является совпадением. Таковы последствия глобального упадка организованных левых и прогрессивных движений.
В каждой из этих стран общественные договоры были разрушены сочетанием массовой безработицы среди молодежи, коррумпированной и репрессивной элиты, экономических кризисов и растущей пропасти между богатыми и бедными. Однако по всей Азии и за ее пределами прогрессивные движения, которые традиционно отстаивали бы эти идеи, раздроблены, несвязны или уничтожены и не способны позиционировать себя перед поколением Z как заслуживающие доверия альтернативы.
В образовавшийся вакуум устремляются разгневанные молодые люди, которым некуда больше обратиться, кроме как к своим смартфонам. Социальные сети достаточно мощны, чтобы координировать уличные протесты, но нет лидеров, способных сформулировать идеологию и направить ярость в русло постреволюционного видения. Это перезагрузка Арабской весны, на этот раз в Азии.
Правление клана Раджапаксов в Шри-Ланке рухнуло после того, как инфляция взлетела до небес, и страна объявила дефолт по своим международным долгам, оставив миллионы людей без возможности покупать еду, топливо и лекарства. В Бангладеш высокий уровень безработицы среди молодежи и система квот на рабочие места, которая, как считается, благоприятствует сторонникам правящей Лиги Авами, способствовали ее свержению. В Индонезии инфляция, неравенство и законодательство о труде, которое критиковали за подрыв прав трудящихся и ослабление экологических гарантий, стали медленным фитилем, который взорвался насилием в прошлом месяце. В Непале на этой неделе аналогичная взрывоопасная смесь спровоцировала смертельные столкновения между протестующими и полицией, которые привели к отставке премьер-министра и сохраняющемуся вакууму власти.
Когда гнев вырывается наружу, он направлен точно на символы тех, кого протестующие винят в разрушении своего будущего: здания парламентов, президентские дворцы и дома политиков.
Эти движения объединились благодаря цифровой солидарности. Социальные медиа — это не только царство эхо-камер крайне правых и бесконечной поляризации. Значительная часть представителей поколения Z также тяготеет к законным антиистеблишментным, антикоррупционным настроениям, которые находят голос в сети. Просто плачевное состояние либеральной политики, особенно в этой части мира, означает, что у этих молодых людей нет объединяющей силы.
Левое движение было ликвидировано в Индонезии при режиме президента Сухарто (1967-98) и так и не восстановилось по-настоящему. В Непале бывшие маоистские повстанцы, которые вели гражданскую войну против ныне распущенной монархии страны, пришли в политику только для того, чтобы заняться той же коррупцией и эксплуатацией, которые они клялись уничтожить. Левые в Шри-Ланке были поглощены этническим шовинизмом и в значительной степени пришли в упадок, став нерелевантными в Бангладеш.
Более десяти лет назад Twitter подпитывал Арабскую весну. В Азии сегодня это Instagram и TikTok.
Поколение Z часто отвергают как хрупкое и не склонное к риску, его мировоззрение и продолжительность концентрации внимания испорчены диетой из 60-секундных видеороликов в Instagram. Восстания в Южной и Юго-Восточной Азии доказывают обратное. Это поколение не является невосприимчивым к реальному миру, и социальные сети не помешали ему заниматься политикой. Напротив, они стали их самым мощным оружием.
Люди не выходили на улицы азиатских столиц и не начинали немедленно поджигать памятники. Протесты становились насильственными в основном как реакция на жестокость государства, что провоцировало большую мобилизацию и радикализацию как в интернете, так и на улице. Это был политический урок для молодежи, которая была вынуждена расширить свое изучение системы угнетения за пределы первоначальных требований экономической помощи или политических реформ до требования привлечения к ответственности за государственное насилие.
В Непале среди молодежи на улицах изначально присутствовала наивность. Друг в Катманду рассказал мне, что мирные протестующие на прошлой неделе планировали убирать за собой после демонстраций и даже обсуждали установку палаток с едой, чтобы кормить своих товарищей. Эта праздничная невинность превратилась в насилие только тогда, когда полиция открыла огонь по протестующим, пытавшимся войти в здание парламента.
Государственное насилие также стало переломным моментом в Шри-Ланке и Бангладеш. А демонстрации в Индонезии распространились по всей стране после того, как молодой курьер Аффан Курниаван — оказавшийся в эпицентре полицейского разгона демонстрантов — был задавлен и убит бронемашиной в Джакарте. Точно так же именно самосожжение 26-летнего тунисского уличного торговца Мохамеда Буазизи в 2010 году — после того как власти конфисковали его товар, — привело в движение волну, которая поглотила арабский мир.
Интернет-цензура, призванная остановить беспорядки, только усугубляет ситуацию. После того как в Непале стали вирусными хэштеги вроде #nepobaby, которые обличали элитный непотизм и коррупцию, режим стал рассматривать онлайн-критику как экзистенциальную угрозу. Но когда он отключил платформы социальных сетей, заблокировав возможность публики выпускать пар, это вытолкнуло молодежь на баррикады. Стремление государства захватить контроль над повествованием и обвинять врагов или невидимую «иностранную руку» не останавливало молодых арабов раньше и не сработает в Азии сегодня.
Окончательная траектория Арабской весны от надежды к руинам дает отрезвляющий предварительный просмотр того, к чему это может привести. Условия, подпитывающие азиатские восстания, сохраняются. Без заслуживающих доверия левых или прогрессивных альтернатив, способных направить гнев, возникает угроза дуги хаоса — ярость, военные перевороты, сектантское насилие.
Но на этот раз чувствуется нечто иное. Поколение Z Азии относится к цифровой самоорганизации не как к дополнению к политике, а как к самой политике. Наблюдая за провалом более старых движений, они создают что-то с нуля: децентрализованное, гибкое и разрушительно эффективное.
Они обретают свой голос. Те, кто у власти, игнорируют его на свой страх и риск.